Антон Наумлюк в день вручения награды Free Media Awards, Киев, 10.10.2017. Фото: Виталий Грабар

Российский журналист Антон Наумлюк сотрудничает с изданиями «Новая газета», «Медиазона» и «Радио Свобода». Освещает судебные процессы над украинскими политзаключенными и крымскими татарами. В этом году он стал лауреатом премии Free Media Awards от норвежского Fritt Ord и немецкой ZEIT Foundation. В интервью EJO он рассказал о специфике освещения судебных процессов, работе в российских медиа и отношении к пропаганде.

Антон, Вы работаете в Крыму, освещаете судебные процессы над крымскими татарами и украинскими политзаключенными. Скажите как действовать, чтобы оставаться в безопасности?

Не делать того, что не является журналистикой. Я сообщаю о своих намерениях: например, если делаю материал об обыске, то стараюсь сначала получить комментарий от силовиков, ищу главного. Когда мне отказывают, я продолжаю работу, но я знаю, что о своих намерениях сообщил. Сложно предъявлять претензии человеку, который действует открыто.

Также журналисту могут отомстить, если засветить в материале фамилии «не тех» людей. Но здесь важно помнить, что основная задача журналиста – показать происходящее.

В чем специфика работы судебного журналиста?

Информация, которую вы подаете в своем материале может навредить подсудимому, к нему могут жестче относиться, больше пытать. В таких случаях спрашиваю, можно ли сослаться на адвоката, таким образом я избавлю подсудимого от лишних проблем. Здесь важна ответственность перед собой, ведь подсудимый и адвокат вам доверяют. Вот например, одного из диверсантов пытали, но он запретил об этом говорить: боится, что его будут репрессировать еще больше. Хотя эта информация очень важна, она может ему навредить.

Часто за сторону обвинения говорят документы. Если в Украине силовики еще идут на контакт, то в России – нет. Им это не нужно. Адвокаты, как правило, предоставляют ровно ту информацию, которая необходима для того, чтобы вытащить человека. Они не скажут больше, чем надо, потому что для них это невыгодно, опасно, бьет по имиджу. Это также лишнее афиширование: люди не пойдут к адвокату, который защищал, например, террориста. Поэтому на сотрудничество идут по-настоящему идейные люди.

Они рассматривают журналиста как союзника. Им важно, чтобы узнали все подробности. Они начинают доверять журналисту, рассказывают информацию не для публикации. Когда адвокаты просят не ссылаться на них, нужно это уважать, ведь они ваш источник информации. Но в то же время важно, чтобы люди понимали, что вы им не друг и не брат, а журналист.

Вам удается объективно рассказывать о событиях в Крыму?

Я стараюсь, чтобы в моих текстах меня не было вообще. Конечно, нельзя сделать полностью дистиллированный текст. Если журналист участвует, например, в митинге или акции протеста, то возникает вопрос, сможет ли он рассказать о событиях объективно и остаться журналистом. Это особенно проявляется у журналистов именно из Крыма. Нужно сказать себе: «Я пережил эти события, но буду стремиться показать их адекватно».

Бывали ли у Вас случаи, когда вы не могли рассказать о событии нейтрально?

Во время выборов в Саратове в 2013 году я возглавил Саратовское объединение избирателей. Видел фальсификации своими глазами. Тогда пришлось выбирать между активизмом и журналистикой. Проблема также в том, что большинство кейсов о крымских диверсантах имеют законные основания. А вот согласны мы с ними или нет, насколько эти основания абсурдные — это уже другой вопрос.

Сталкивались вы с цензурой в СМИ, с которыми сотрудничали?

Нет, я не сталкивался с цензурой. В «Медиазоны» достаточно грамотная редакторская политика. Я считаю, что это самый успешный российский стартап. Это тот случай, когда твой материал не сокращают, а наоборот указывают, что тебе еще осталось сделать, чтобы материал вышел полным.

«Новой газете» легче обрезать материал. Поскольку я один из немногих журналистов, которые активно работают над темой событий в Крыму, я могу не дать изданию материалы, если мне не понравилось, как с ними поступили в прошлый раз. Это тот случай, когда ты гораздо нужнее им, чем они тебе.

«Радио Свобода» к текстам относятся легче, публикуют почти сразу. Однако, был случай с «Хизб ут-Тахрир», когда долго решали выпускать материал или нет, ведь в Украине партия легальная, а в России она признана террористической организацией. Но все же материал опубликовали.

С видео сложнее. Над ним не имеешь непосредственного контроля. Это длительный процесс, и ты не можешь попросить прислать тебе материал перед публикацией, внести правки, отправить обратно.

Как ваши материалы воспринимают в Крыму и в России?

Общество очень расслоено, мало кто хочет выйти из зоны комфорта. Тот, кто смотрит телевизор, не будет читать «Новую Газету», которая может пошатнуть его мир. Медиа ничего не меняют, а если и меняют, то разве что из-за давления на власть. Сегодня люди сами формируют свое информационное пространство. Кто-то не нравится – берешь и удаляешь из друзей. Никто не будет разбираться, почему тот или иной человек так думает.

Конечно, когда пишешь, думаешь о результате. У тех, кто освещает тему прав человека, всегда есть внутренний конфликт. Есть политическое решение, которое ты не изменишь, и ты делаешь то, что ничего не меняет, а хотелось бы. Поэтому я работаю не для того, чтобы стало лучше, а чтобы не стало хуже.

Сегодня в СМИ очень много пропаганды и независимая журналистика – это скорее роскошь. Как, по вашему мнению, следует с бороться с этим явлением?

Журналисты не должны иметь отношения к пропаганде. СМИ, подконтрольные власти, легче заставить манипулировать информацией, но тогда они не являются СМИ как таковыми. Журналистика – это не пропаганда, а пропаганда – это не журналистика.

Оригинал статьи на украинском языке можно найти здесь

Фото: Виталий Грабар