Source: andresmh / Flickr CC: ricos helados (License terms: https://creativecommons.org/licenses/by-sa/2.0/)

Эта статья является продолжением материала, опубликованного здесь

Помимо культурного влияния: другие социальные практики

Сильная роль государства с его авторитарным «государственным характером» является одной из основных характеристик российской медиасистемы, но не единственной, считает профессор Вартанова, называя такую модель медиасистемы «государственно-коммерциализированной», которой характерна «сильная рыночная конкуренция на экономически слабых рынках». Например, профессор указывает, что «полиграфия, система распространения изданий, система ретрансляции сигнала – это секторы, пока еще закрытые для частной медиаинициативы и поэтому нуждающиеся в государственных инвестициях», а 60% российских журнальных публикаций все еще печатаются за рубежом, в том числе в Латвии.

Параллели с Латвией особенно присутствуют в факторах трансформации СМИ. Закон СССР «О печати и других средствах массовой информации» (1990 год), который разрабатывался по личной инициативе трех юристов, не только впервые в Советском Союзе представил СМИ как частное понятие, но и заложил принципы, на которых основывается как российский, так и сегодня действующий латвийский закон «О печати и других средствах массовой информации» (1990 год).

Еще больше общего можно обнаружить в процессах приватизации и процессах концентрации медиапредприятий: их без конкурса сначала приватизировали работники этих медиа, которые в отсутствие навыков управления и инвестиций, в основном привели их к фактическому банкротству и продали бизнес-компаниям, представляющим не медиаиндустрию, а главным образом сферы добычи сырья, транзита и банков (1991-1996 годы). В России, как признает Вартанова, «журналистика стала свободной, но все еще не осознала своей ответственности перед обществом», и для советской персонализированной журналистики, которая не различала факты и мнение, «переход от инструментализации к профессионализации в середине 1990-х оказался столь болезненным и сложным». И многим это не удалось.

На втором этапе (с 1996 по 2000 год) медиакомпании покупались и формировались «олигархическими группами», в том числе политической бюрократией и новым крупным бизнесом, которые, как известно, в Латвии (но не в Эстонии) стали таковыми, приватизировав государственные активы по номинальной стоимости приватизационных сертификатов, при этом предварительно приобретя эти же сертификаты по более низкой цене. Разница лишь в том, что в России приватизационные сертификаты назывались ваучерами, но результаты схожи. Профессор Вартанова указывает на особенности такой «азиатской» модели медиасистемы и, в целом, на сближение моделей медиасистем: «тесное и часто неформальное взаимодействие государства и крупных рыночных структур (семейного и корпоративного происхождения – кланов), что оказывает заметное воздействие и на политическую культуру»; «значительное инструментальное использование СМИ государством и политическими кланами – клиентализм».

Разница появляется в третьей стадии концентрации СМИ (с 2000 года), когда в России началось президентство Владимира Путина, и в то же время, как утверждает Вартанова, было возобновлено перераспределение в сфере собственности СМИ в условиях прямого и косвенного участия государства в медийном бизнесе, а также значительно возросло количество СМИ, принадлежащих государству и государственным компаниям, включая увеличение государственных инвестиций. При этом, в компаниях, работающих в области новых медийных технологий и относящихся в основном к частному капиталу, повысилась экономическая мотивация концентрации СМИ.

В «Европейском справочнике по подотчетности СМИ», вышедшем в этом году, и в котором главу о России также написала профессор Вартанова, показано, что телевидение продолжает играть центральную роль в медиасистеме соседней страны, хотя его молодежная аудитория и сокращается. Для широкой аудитории телевидение остается основным источником новостей, пусть даже две трети от всего содержания (мы бы сказали – пропагандистского), находящегося под полным контролем государства, составляют развлечения.

Профессор Вартанова заканчивает свою книгу выводом, что российской журналистике все еще необходимо найти свою социальную миссию, соответствующую духу времени. В книге звучат такие предписания-императивы: «журналистика нужна для объяснений, комментариев происходящего, и, следовательно, спрос на качественную журналистику есть», «должны уважаться интересы тех, кому важны и нужны определенные типы контента», и «коммерческий успех предприятия не может оцениваться только экономическими показателями». Пример России подтверждает, что «без учета культуры, традиций, национальной идентичности невозможно понять медиапространство страны».

С этим нельзя не согласиться. Книга также является примером того, как наука коммуникации способна сформулировать и объяснить фундаментальные социальные явления, исследовать и анализировать общественную коммуникацию и СМИ. Только возможности науки коммуникации влиять на общество в авторитарном политическом режиме являются гораздо более ограниченными, чем пусть в несовершенной, но демократии.

Фотография: andresmh / Flickr CC: ricos helados (License terms: https://creativecommons.org/licenses/by-sa/2.0/)