Source: はちよん / Flickr CC: censored (Licence terms: https://creativecommons.org/licenses/by/2.0/)

Опубликованный недавно правозащитной организацией «Репортеры без границ» рейтинг свободы прессы отчетливо демонстрирует снижение уровня этой самой свободы по всему миру. Руководитель немецкого бюро «Репортеров без границ» Кристиан Мир поделился с Европейской обсерваторией журналистики своим видением ситуации, не теряя оптимизма. Беседовала Наталья Попова.

— «Индекс свободы слова» можно назвать «основным продуктом», который производят «Репортеры без границ», так сказать лицо проекта. Индекс существует почти 15 лет (с 2002 года). Можете ли вы рассказать: как менялись за это время принципы оценки и понимание свободы слова в целом.

— Наше понимание этого термина «свобода слова» с годами не изменилось никак. Это понимание основано на статье 19 Всеобщей декларации прав человека, и именно на основе этого термина мы и выстраиваем свои ежегодные опросники. А вот сами опросники за это время изменились и весьма значительно. Изменилась прежде всего система ранжирования. Изначально этот опросник был исключительно внутренним инструментом оценки, а сейчас спустя 15 лет превратился в инструмент проведения общественных кампаний. Изменилась именно анкета, она стала намного сложнее и детальнее, что в свою очередь отражает усложнение этого понятия «свобода прессы». Термин «свобода прессы» теперь включает в себя не только аспекты различных законов о СМИ, медиа-экономики, но и вопросы самоцензуры и регулирования, а также проблемы доступа к информации и технической инфраструктуре.

Вопросы стали сложнее, и число языков стало намного больше. Сейчас наш опросник существует более чем на 20-ти языках.

— В чем конкретно заключается работа немецкого отделения «Репортеров без границ»? Существует ли какое-то разделение труда между представительствами? Или все занимаются всем?

— Немецкое отделение нашей организации второе крупнейшее после парижского бюро. Мы отчасти участвуем в общих международных проектах, помогаем координировать работу представительств в Восточной Европе и Азии, а также подключаемся в случае острой, срочной необходимости. Мы принимаем участие в новом глобальном проекте «Media Ownership Monitor», цель которого сбор данных о структурах собственников СМИ. Цель этого проекта сделать систему владельцев современных медиа более прозрачной. В прошлом году к этому проекту присоединились Колумбия и Камбоджа, недавно запущена тунисская версия, мы также работаем над данными по Украине, Турции, Монголии, Перу и т.д.

Кроме того, мы акцентируем свое внимание на свободе слова в Интернете, у нас в немецком бюро есть для этого все возможности. Это прежде всего общественная работа, мы стараемся лоббировать эти вопросы на международном уровне.

В работу над «Индексом свободы прессы» мы вовлечены лишь частично, основная часть этой деятельности на плечах парижского офиса, мы контролируем лишь ту часть, что относится к Германии. Организуем работу экспертов с опросником, мы занимаемся подбором этих избранных экспертов. Несколько лет назад, как я уже говорил, изменились и сами опросники, и методический подход к выбору экспертов, так что теперь мы тратим довольно много усилий, чтобы выбрать подходящих людей среди немецких журналистов.

— Какие последствия имеет публикация индекса? Как реагируют правительства стран, СМИ и журналистское сообщество?

— Все конечно реагируют по-разному, и вряд ли получится обобщить эту реакцию. Мой собственный опыт тут тоже очень разный. В большинстве стран ежегодная публикация этого рейтинга вызывает довольно насыщенную дискуссию. И, конечно, наиболее активно реагируют правительства тех стран, которые оказались среди худших в списке. Это распространенный пример. Но реагировать можно по-разному. Мы контактируем с официальными представителями властей, вплоть до премьер-министров, и они часто говорят нам – «да это верно» или «нет все абсолютно не так, как показано в вашем рейтинге». Упреки тоже вполне ожидаемы, так, например, отреагировала Сербия два года назад или Эквадор, страна, которую я лично хорошо знаю.

Большинство мы нервируем, и часто они реагируют вынуждено. Редко кто-то из участников рейтинга игнорирует его. И это хорошо, потому что в такой реакции и заключается наша основная цель. Мы провоцируем дебаты, мы хотим, чтобы эта дискуссия (о свободе слова – прим. ред.) не заканчивалась. Безусловно, рейтинг свободы прессы — это не объективный инструмент для измерения, и никогда им не был. Все, что ощущается людьми, субъективно. Поэтому нам важно, чтобы наш метод был понятным, чтобы было ясно как он работает. И что главная его цель – вызвать дискуссию на эту тему.

Чаще всего это провоцирует реакцию официальных властей, правительств, но иногда и журналистов. Здесь в Германии, что для меня самого поразительно, этот рейтинг часто воспринимается абсолютно некритически. Некоторые журналисты цитируют этот рейтинг просто как факт. И я, к примеру, обнаруживаю в некоторых статьях даже без ссылок на «Репортеров без границ» утверждения, что страна «Х» или страна «Y» находится на такой-то позиции рейтинга свободы прессы. Но это в первую очередь говорит об очень высоком уровне доверия к этому инструменту.

— Пропаганда в СМИ сейчас наиболее болезненный вопрос для всех. Пропаганда подразумевает трансляцию одной, часто крайней позиции и игнорирование других мнений. И в последнее время в пропаганде обвиняют исключительно российские СМИ, при этом подобным же образом действуют СМИ на Украине, да и в Германии. Проводите ли вы мониторинг подобных «однобоких» позиций, в том числе в странах с высоким уровнем «свободы прессы»?

— У меня есть два ответа на этот вопрос. С одной стороны, мы как организация являемся сторонниками абсолютной свободы прессы. То есть, для нас качество освещения той или иной темы, качество журналистики – это факт, который не обсуждается. И это важное замечание. Этим мы отличаемся от профсоюза, здесь в Германии именно профсоюз журналистов борется за качество журналистики. Для нас вопрос качества связан прежде всего с понятиями односторонности и необъективности.

Мы — правозащитная организация, а не профсоюз, хотя мы также участвуем в этой дискуссии, посвященной качеству работы журналистов. Но в итоге это понятие также является субъективным. Критерии качества для журналистов из Германии, Камбоджи, России или Колумбии иногда значительно отличаются. Как немецкий журналист я придерживаюсь определенных критериев, но мое понимание этих критериев нерелевантно для нас как организации.

Это первое замечание. Второе замечание касается вопроса пропаганды. Безусловно, мы регистрируем разные случаи таких односторонних высказываний и публикаций. Пропаганда существует не только в России или на Украине, она повсюду.

Мы регистрируем эти факты прежде всего потому, что пропаганда сужает рамки доступа к информации, пропаганда может быть массивной, пропагандой можно сознательно управлять, меняя тональность и общественное мнение. И когда мы ведем речь о России и Украине, то, по моему мнению, здесь проблема стоит наиболее остро потому, что в данном случае журналисты вынуждено занимают ту или иную сторону. А основной принцип журналистики — это именно независимость от выбора какой-то стороны, освещение любой темы должно быть доступно. И когда мы говорим о российской информационной войне, то это в первую очередь потому, что считаем, что журналисты не должны вести информационную войну, они должны просто освещать происходящее.

Но мы видим аналогичные ограничения и на Украине и тоже критикуем их. Не так давно был случай с аккредитованными в Луганске и Донецке журналистами. Безусловно, это территория, контролируемая определенными силами и очевидно, что, находясь там, нельзя с одной стороны выражать молчаливое согласие, но нельзя и высказывать ложные упреки. Не должно быть так, что за открытое информирование о происходящем журналист подвергается каким-то штрафам и санкциям, как не должно быть и так, что журналист оказывается под подозрением в ангажированности только потому, что освещает события из Донецка или Луганска. И это прежде всего в интересах общества и самой страны (Украины).

Что же касается российских медиа, и в первую очередь российского телевидения, как важнейшего СМИ в стране, я вижу, что все чаще вещание превращается не в деконтестуализацию фактов, вырывание информации из контекста, а в сообщение абсолютно ложных фактов. И это в итоге та самая пропаганда, которая пытается выдать за факт ложные вещи или насаждает определенное мнение, что особенно опасно. Медиа-рынок в целом и телевидение в частности в России очень сильно контролируются, и мы замечаем, что не только государственные, но и частные вещатели занимают ту же позицию. Пропаганда в таком случае представляется нам как проблема свободы прессы, когда свободный доступ к информации ограничивается, становится невозможной и независимая журналистика.

И если мы, к примеру, сравним ситуацию с соседней Польшей, то увидим следующее. Ландшафт частных СМИ в России намного сильнее. При этом ограничения вещания в Польше тоже есть, и тоже значительные, и мы критикуем этот факт. Но, в данный момент, я считаю, что в польских СМИ намного больше плюрализма мнений, чем в российских. И это в некоторой степени компенсирует все те сложности, которые мы наблюдаем в польской прессе. В России пропаганда может быть настолько сильной именно благодаря дефициту плюрализма и независимых СМИ. Ситуация в этой нише очень сложная: «Дождь» не имеет выхода на кабельные каналы, модель финансирования Colta.ru практически не работает, а финансирование Meduza непрозрачно.

— Профессия журналиста во многих странах в некотором роде «непризнанная». Журналист не обязательно должен иметь соответствующее образование и не обязательно должен работать на какое-либо СМИ, он вполне может быть фрилансером или блогером. Но как в таком случае вы принимаете решение: помогать кому-то или нет? Этот журналист, страдающий от произвола властей, а этот нет.

— Да, действительно, не так давно, пару лет назад мы изменили наши правила и полномочия, и наши программы и интересы теперь распространяются в том числе и на блогеров. Теперь мы не «Репортеры без границ за свободу прессы», а «Репортеры без границ за свободу информации». Это отражает тот факт, что мы больше не сосредоточены исключительно на журналистах, для которых это основная профессия, но также и на так называемых гражданских журналистах и блогерах. Если так можно сказать, мы, как организация, защищаем не только журналистов, но и журналистику в целом.

Это может показаться игрой слов, но в конечном итоге журналистика это в первую очередь информационная сила, которая может существовать на различных платформах и в различных контекстах. То есть не только в профессиональных рамках, но в рамках любительской, гражданской журналистики.

Гражданская журналистика сейчас очень активна во многих странах. Например, в Бахрейне или Саудовской Аравии, в последнее время, уровень гражданской журналистики настолько высок, что соответствует всем профессиональным критериям как по качеству, так и по мощности освещения тем. В том случае, если мы принимаем решение помочь или поддержать какого-то журналиста, то стараемся не акцентировать внимание на том работает ли он полный день или нет, это его основная работа или нет. В случае необходимости наш единственный критерий – это работа человека. Мы стараемся помочь абсолютно всем, за одним исключением, если человек призывает к насилию и агрессии.

И если еще раз вернуться к дискуссии о пропаганде, то мы защищали и будем впредь защищать журналистов «Первого канала» или «Russia Today». Но как организация, мы, к примеру, воздержимся от интервью медиагруппе «Sputnik», так как был прецедент, когда наши высказывания были частично перевраны. Но если речь идет о помощи, то в таком случае мы готовы сотрудничать.

— Вы сосредоточены главным образом на помощи журналистам в горячих точках. Но в последние годы главный «враг» — это кризис в медиа, затяжной, сопровождающийся массовыми увольнениями, снижением зарплат. И это не всегда связано с ужесточением редакционной политики. Помогаете ли вы, или планируете помогать журналистам в этой неравной борьбе с безработицей?

— Это безусловно очень важная проблема по нескольким причинам. Довольно часто происходящее в медиасфере связано в конечном счете с ее монополизацией. Монополии сейчас являются серьезной проблемой для свободы прессы. Ведь есть два очень важных критерия, создающих эту самую свободу. Во-первых, независимость судебной системы, гарантирующая свободу печати, плюрализм медиа-ландшафта и множество мнений. С другой же стороны это создает и множество владельцев. Обе предпосылки безусловно взаимосвязаны, множество владельцев позволяет сохранять множество мнений. Также важна возможность существования множества моделей финансирования СМИ.

Мы наблюдаем сейчас, как разные мнения «сливаются» в одно в результате давления экономических обстоятельств, и это тоже в свою очередь ограничивает свободу прессы.

Над вопросом монополий как раз и работает «Media ownership monitor». Это глобальный проект, который в первую очередь направлен на создание баз данных, позволяющих понять кто в итоге стоит за тем или иным изданием. Потому что на концентрацию СМИ в отдельных руках жалуются многие, но при этом информации не так много.

— Я бы хотела вернуться к началу нашего разговора об индексе свободы прессы. Мы видим, что наиболее высокий уровень доверия к СМИ и свободы СМИ в странах с наиболее высоким и стабильным уровнем жизни. Чем более обеспечены люди, тем более они удовлетворены своей жизнью и тем, как работает институт СМИ. Это похоже на спор о том, что появилось раньше – курица или яйцо. Но как по-вашему, свобода СМИ – это прямое следствие высокого уровня жизни и стабильной экономики? Или стабильная экономика несет за собой свободу слова?

— Я считаю, что все немного по-другому и есть долговременные исследования, подтверждающие это. Итак, я вижу прямую взаимосвязь между демократией, свободой прессы и экономическим развитием, а это в свою очередь касается уровня жизни. Сильная и стабильная экономика тесно связана с демократией, это факт. И свобода прессы – это неотъемлемая часть, если не обязательное условие для демократии.

В высшем, полном понимании, свобода прессы — это прежде всего независимая экономическая структура и независимое положение СМИ.

Однако, в то же время есть интересные данные одного из подобных исследований Гарвардского университета, изучавшего взаимосвязь между уровнем свободы прессы и уровнем доверия к СМИ. И исследовали сделали интересное открытие, которое даже может показаться парадоксальным или абсурдным. А именно, чем выше уровень свободы прессы в обществе, тем ниже уровень доверия людей этой самой прессе, СМИ.

Это действительно выглядит парадоксальным, ведь согласно тем же исследованиям, в условиях диктатуры уровень доверия и уверенности в ценности свободы прессы намного выше, чем в условиях демократии. Но это парадоксально только на первый взгляд. Ведь, чем больше выбор мнений, чем больше уровень плюрализма в медиа-системе, тем более критически относится общество к собственным СМИ. И этот тренд мы можем эмпирически наблюдать в ходе долгого времени.

— И, пожалуй, самый сложный вопрос о будущем журналистики. Какой прогноз вы могли бы дать?

— Как я уже говорил, мы меняли методологию нашего рейтинга в течение последних лет, и сейчас рейтинг свободы прессы отображает ситуацию на порядок глубже. В нашем рейтинге чем более высокий балл имеет страна, тем хуже положение со свободой прессы в стране. И если мы проанализируем изменение этих пунктов в течение нескольких лет, то мы увидим, что баллы возрастают по всему миру, и это действительно явная тенденция — ухудшение положения свободы прессы в мире. В данный момент это так.

Кроме того, я полагаю, в дальнейшем эта проблема продолжит усугубляться. Почему я так думаю? Что является для меня индикаторами такого ухудшения? В данный момент мы имеем дело с разрушающимися государствами. Мы воспринимаем государственность как нечто традиционное, что обеспечивает защиту свободы прессы и журналистов, даже диктатуры действуют так. При этом есть государства, подписавшие декларацию прав человека, но им нужно регулярно напоминать о том, что именно они подписали.

Плюс мы наблюдаем глобальный тренд появления так называемых «частных игроков» в мире насилия. Я имею ввиду «Исламское государство» (организация запрещенная на территории РФ – прим.ред.), боевики «Аль-Шабаб», Аль-Каида в Пакистане или наркокартели в Мексике. То есть, мы видим насилие в совершенно разных контекстах. Это всемирный тренд, что государственность как гарант свободы прессы и как конечный источник справедливости находится под давлением, и становится все сложнее и сложнее. Это проблема для прав человека и их защиты.

Эту тенденцию вижу я сейчас и не думаю, что что-то изменится к следующему году. Но в то же время у меня все еще есть надежда. Этот глобальный тренд демонстрирует ситуацию в разных странах, и государственность многих стран сейчас разрушается, но в то же время в отдельных государствах мы наблюдаем медленное улучшение ситуации. Например, Колумбия, где, несмотря на все сложности и угрозы журналистам, наблюдается прогресс в свободе прессы.

Второй тренд заключается в том, что экономическое положение журналистов становится все хуже и хуже.

Третий тренд, возможно также глобальный, не важно ведем ли мы речь о демократиях или диктатурах, мы наблюдаем чрезвычайный массовый надзор (контроль) за деятельностью журналистов. Системы такого массового надзора и контроля существуют как в России, так и в Германии. Пример тому новый закон о Федеральной разведывательной службе (BND-Gesetzreform), внесенный буквально несколько недель назад в Бундестаг. И этот закон «Репортеры без границ» отчетливо критикуют. Согласно этому закону права человека в плане свободы прессы делятся на три части. Что уже является нарушением, ибо права человека неделимы. Если этот закон вступит в силу, то мы фактически будем иметь три искусственно выделенные группы журналистов.

Первая – это немецкие журналисты, якобы защищенные законом от наблюдения разведслужбы, вторая группа журналисты из других стран ЕС, которые могут попадать под наблюдение в случае особых обстоятельств, например, если того требуют интересы Германии. И третья группа — это журналисты из других стран, не относящихся к ЕС, которые будут постоянно находиться под полным наблюдением Федеральной разведывательной службы.

То есть право на частную жизнь, как неотъемлемое право человека, больше не действует. Но также это скажется в итоге и на праве журналиста защищать свой источник, еще одном основополагающем принципе журналистики. Это дает возможность массовых нападок для немецкого секретного ведомства. И мы наблюдаем подобный тренд повсеместно. С одной стороны, Германия в таком раскладе уже не выглядит чем-то особенным, с другой стороны этот закон для Германии выглядит весьма скандальным.

Германия является участником резолюции ООН о праве на частную жизнь, и в то же время эта реформа разведывательной службы представляет собой скандальный удар по свободе прессы и праву журналистов на защиту своих источников.

Фотография: はちよん / Flickr CC: censored (Licence terms: https://creativecommons.org/licenses/by/2.0/)